Газета «Труд в Беларуси», 9 ноября 2006 г.
С высоты прожитых лет патриарх белорусского музыкального искусства профессор Виктор Владимирович РОВДО может утверждать: «Такого, как я, больше не будет». И вправду, где вы еще найдете «священника, доктора и артиста в одном лице»? В канун 85-летия народный артист СССР, бессменный худрук и дирижер легендарного хора Гостелерадио вспоминает о самых ярких моментах богатой биографии.
ПЕВЧЕСКИЕ СПОСОБНОСТИ Я ПРОЯВИЛ в первом классе сморгонской школы. «А что, если я отправлю тебя в духовную семинарию?» — спросил папа по дороге из церкви (Владимир Ровдо был настоятелем Спасо-Преображенского храма в Сморгони — К. Л.). На дворе стоял 1929 год, и я согласился. Вместе со мной в Вильно отправился старший брат Анатолий. Еще до войны он уехал в Краков, выучился на доктора в Ягеллонском университете и здравствует доныне. Символическим получилось одно фотографирование учащихся Виленской духовной семинарии. Тогда наш ректор отец Николай (Тучемский) сказал: «Витя, садись возле меня». Впоследствии он вверил мне камертон и я стал дирижировать мужским хором духовной семинарии. Мы пели не только на занятиях, но и в соборе, где регентом был наш семинарский педагог по церковному пению.
В 1939-м В СМОРГОНСКОМ ХРАМЕ праздновали Преображение Господне. К вечеру второго дня, когда люди стали разъезжаться по домам, вдруг поднялся шум, началось хаотичное движение между Сморгонью и Вильно. В воздухе запахло войной. Вскоре Западную Беларусь присоединили к БССР, и родители решили перебраться в Вильно. Благо еще до начала Второй мировой отец купил там дом, в котором мы пережили всю оккупацию.
ВО ВРЕМЯ ОККУПАЦИИ МОЙ ОТЕЦ был сторожем и подметал улицу, но люди относились к нему, как и раньше, по-особому. Я же на протяжении двух лет изучал анатомию в подпольном университете. При чем тут медицина? Просто мама желала, чтоб трое ее сыновей стали докторами. В 1942-м нацисты пронюхали о наших занятиях и устроили облаву. Мне повезло вовремя спрятаться в подвале, где хранились урны с формалином. Затаив дыхание, просидел три часа. Когда вышел, узнал, что многих из пойманных студентов угнали в Германию. С фронтов уже поступали радостные вести, но в Вильнюсе по-прежнему было тревожно. На головы сыпались снаряды. Один даже попал в мою спальню. К счастью, мы успели укрыться в подвале. Впоследствии я тонул, выжил в страшной автокатастрофе и пересилил тяжелую болезнь. Бог уберег.
ЕЩЕ ДО ВОЙНЫ, ПОД ПОЛЬШЕЙ, я пел в хоре духовных регентов Ширмы. Когда Рыгор Романович вернулся из эвакуации и узнал, что семеро его учеников живы, то сразу же пригласил нас в Белорусский ансамбль песни и танца. Так я впервые оказался в Минске. Жить пришлось в немецких деревянных бараках недалеко от Оперного театра. Условия были ужасающие, и я подхватил сразу два тифа: сыпной и брюшной. Три месяца пришлось провести в больнице на Кропоткина. А вот 9 мая 1945-го я оказался в Москве. Люди обнимались, ликовали, подкидывали к небу шапки…
В 1946-м Я ОДНОВРЕМЕННО ПОСТУПИЛ на медицинский факультет Вильнюсского государственного университета и в консерваторию. Мне достался шикарный трофейный мотоцикл «БМВ», на котором гонял от одной больницы к другой. На занятиях в консерватории почти не бывал — занимался в хоре. Однако учеба давалась легко, а профессора оставили неизгладимый след в моей жизни, помогли сформироваться как личности и профессионалу. Многое я перенял у заслуженного артиста Литвы, в высшей степени культурного человека Конрадаса Владо Кавяцкаса — дирижера, органиста и самобытного композитора. Другой мой педагог Константин Михайлович Галковский являлся прямым учеником Римского-Корсакова. Получается, я «внук» Римского-Корсакова.
ПРИШЛО ВРЕМЯ ПОЛУЧАТЬ ДИПЛОМЫ, но в ЦК партии сказали, что два одновременно мне не дадут. Как раз в это время в Литве с гастролями находился Государственный русский хор СССР под управлением знаменитого Александра Свешникова. Побывав на выступлении нашего церковного коллектива, он предложил: «Берите диплом консерватории и приезжайте ко мне в аспирантуру». За шесть лет я, сын священника и руководитель церковного хора, исколесил в качестве хормейстера с самым известным хором СССР всю страну. Параллельно преподавал в Московском хоровом училище (мальчики) и Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского. Александр Васильевич был крепким мужиком, даже деспотом, но меня с первого дня называл не иначе как Витенька. Еще за пять дней до его смерти в 1980-м я был у него дома, мы пили чай и беседовали о жизни…
В МОСКВЕ Я ПОЛУЧИЛ ПРИГЛАШЕНИЕ от замминистра культуры БССР. Мне обещали два места работы: в минской консерватории и Государственной хоровой капелле Ширмы. Рыгор Романович прекрасно знал народное творчество, был мудрым человеком, но классического образования ему не хватало. Однако хор пел идеально. После девяти лет сотрудничества я понял, что для раскрытия творческого потенциала мне нужен собственный коллектив. Принимая меня на работу, тогдашний председатель Белорусского ТВ и радио Нестерович вычеркнул в удостоверении сроки. Пожизненный пропуск я оправдал с лихвой. За 45 лет работы удалось записать 2 тысячи произведений разных стилей, эпох, и прежде всего — все национальное наследие.
С ВЛАДЫКОЙ ФИЛАРЕТОМ Я ЗНАКОМ 56 ЛЕТ. Еще в бытность работы у Свешникова я дирижировал хором на концерте в Загорске. Кирилл Варфоломеевич Вахромеев тогда был семинаристом, без усов и бороды. Когда в 1978 году он приехал в Беларусь, то и признался, что узнал во мне тогдашнего хормейстера по рукам. Однажды увидев меня во фраке с церковными орденами (Виктор Ровдо награжден орденами Марии Магдалины (Польша), князя Владимира, Сергия Радонежского, Даниила Московского двух степеней — К. Л.), Владыка Филарет сказал: «А с другой стороны повесите светские. — У меня их нету, — ответил я. — Как это нету?! — Так я же попович…».
БЕЛОРУССКОЕ ХОРОВОЕ ИСКУССТВО СЕГОДНЯ В ГЛУБОКОМ КРИЗИСЕ. Одаренные исполнители уходят в «казаки» — играют на немецких улицах. Понимаю их: людям хочется нормально жить. Беда и то, что композиторы не обрабатывают белорусских народных песен для хора. Им ведь тоже за это платят мало. Проще написать одну строчку для одного голоса и отдать эстрадной «звезде». Рыгор Ширма, глядя на некоторых эстрадных исполнителей, повторял: «Что вы там говядиной танцуете!». Теперь все девушки так свободны в движениях, изворачиваются на сцене… Разве это воспитание?! Еще Игорь Стравинский говорил: где классика — там правда, все остальное — провалы.
ПОКА В БЕЛОРУССКОЙ ШКОЛЕ НЕ УСТАНОВЯТ РАВНОПРАВИЯ между буквой, цифрой и нотой, толку не будет. На праздники хоровой песни в странах Балтии съезжаются десятки тысяч человек, неизменно присутствует вся политическая элита. Я организовал уже восемь фестивалей песни школьных хоров (9-й состоится на праздновании юбилея В. Ровдо 23 ноября в зале филармонии — К. Л.), однако большого энтузиазма не вижу. Государство должно поддержать хоровое искусство. Раньше мы ездили с хором по Беларуси, давали открытые уроки. Теперь не только нет финансирования, но некоторые «деятели» еще и наши достижения стараются принизить. К примеру, в 1997 году на Международном конкурсе хоров в Дармштадте (Германия) мой студенческий концертный хор удостоился «Золотого Оскара». Недавно получил из США толстенную музыкальную энциклопедию, в которой есть статья про меня как лауреата этой престижнейшей награды. В Беларуси об этом никто не знает… В любом европейском городе у мэра есть свой хоровой коллектив. Помогите нам найти спонсора, дайте людям заработать. Сберегая национальное наследие, мы прославляем Беларусь на международной арене, делая небольшие взносы в государственную казну.
Газета “Труд в Беларуси”, 9 ноября 2006 г.
Записал Константин ЛАШКЕВИЧ.
